На щеке твоей вновь жгучая слеза...
Вот словам твоим внимают небеса.
Ну а в мыслях - почему же Бог молчит?
Нет, Мой голос с твоим сердцем говорит.
В отчаяньи голос слышишь ты чужой:
Бог оставил, Бог не слышит голос твой...
Разве Я пришел на землю умирать,
Чтоб тебя сейчас оставить, не поднять?
Сколько раз Израиль тяжело грешил
Разве Я его оставил, не простил?
Ты не мыслями, а сердцем Мне поверь.
Тебя слышу Я, Я рядышком теперь.
Глас ты слышишь, в своем разуме чужой,
Он не любящий, прислушайся, он злой.
Я не в разум, просто в сердце говорю.
Как же Я тебя, дитя Моё люблю!
Может путь совсем не легкий ныне твой,
Но, с небес, всегда слежу Я за тобой.
После скорби будет радость, о поверь.
Для тебя Я добрый Пастырь, в небо дверь.
Знаю Я, тернист и узок в небо путь,
Я веду туда, где сможешь отдохнуть.
Там откроется зачем, порой, молчал.
Я тебя, дитя, для вечности спасал.
Ты Мне верь, что постоянно Я с тобой.
Слушай в сердце тихий, нежный голос Мой.
Не оставлю, милость Я Свою пошлю.
Потерпи, Я так дитя тебя люблю!
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
2) Огненная любовь вечного несгорания. 2002г. - Сергей Дегтярь Это второе стихотворение, посвящённое Ирине Григорьевой. Оно является как бы продолжением первого стихотворения "Красавица и Чудовище", но уже даёт знать о себе как о серьёзном в намерении и чувствах авторе. Платоническая любовь начинала показывать и проявлять свои чувства и одновременно звала объект к взаимным целям в жизни и пути служения. Ей было 27-28 лет и меня удивляло, почему она до сих пор ни за кого не вышла замуж. Я думал о ней как о самом святом человеке, с которым хочу разделить свою судьбу, но, она не проявляла ко мне ни малейшей заинтересованности. Церковь была большая (приблизительно 400 чел.) и люди в основном не знали своих соприхожан. Знались только на домашних группах по районам и кварталам Луганска. Средоточием жизни была только церковь, в которой пастор играл самую важную роль в душе каждого члена общины. Я себя чувствовал чужим в церкви и не нужным. А если нужным, то только для того, чтобы сдавать десятины, посещать служения и домашние группы, покупать печенье и чай для совместных встреч. Основное внимание уделялось влиятельным бизнесменам и прославлению их деятельности; слово пастора должно было приниматься как от самого Господа Бога, спорить с которым не рекомендовалось. Тотальный контроль над сознанием, жизнь чужой волей и амбициями изматывали мою душу. Я искал своё предназначение и не видел его ни в чём. Единственное, что мне необходимо было - это добрые и взаимоискренние отношения человека с человеком, но таких людей, как правило было немного. Приходилось мне проявлять эти качества, что делало меня не совсем понятным для церковных отношений по уставу. Ирина в это время была лидером евангелизационного служения и простая человеческая простота ей видимо была противопоказана. Она носила титул важного служителя, поэтому, видимо, простые не церковные отношения её никогда не устраивали. Фальш, догматическая закостенелость, сухость и фанатичная религиозность были вполне оправданными "человеческими" качествами служителя, далёкого от своих церковных собратьев. Может я так воспринимал раньше, но, это отчуждало меня постепенно от желания служить так как проповедовали в церкви.
